14.2. Мифология и наука

До появления науки в сознании нашего далекого предка господствовало мифологическое мышление, и одним из главных его свойств была господствующая авторитарность: миф никому не предоставляет возможностей для свободного выбора каких-либо альтернатив поведения, а также не допускает критического отношения к собственному содержанию. Иначе говоря, мифологическое существует как одна мощная традиция, обязательная для всех членов данного первобытного коллектива без исключения, а принудительное следование этой традиции обеспечивается такими особенностями мифологического сознания, как коллективность, ритуальность, табуиро- вание, символичность.
Практика табуирования, например, — главный механизм регулирования социальных отношений, которые носят принципиально коллективистский, солидарный характер. Этими табу пронизаны буквально все стороны жизни каждого и всех в мифологическом обществе. Полововозрастные табу разделили племена на брачные классы и тем самым исключили половые связи между близкими родственниками. Пищевые табу определяли характер пищи, которая предназначалась разными представителями древнего общества — вождю, воинам, женщинам, детям, старикам. Другие табу должны были гарантировать неприкосновенность жилища или очага, соблюдение правил погребения, распределения обязанностей и прав между членами общины. Соплеменники были буквально повязаны гнетом бесчисленных табу, нарушение которых строжайше наказывалось (по выражению Леви-Брюля, люди в архаичном обществе были подконтрольны формуле «Мы не верим, мы боимся»).
Не выполнять некоторые табу допускалось только очень немногим избранным, например жрецам, вождям и выдающимся воинам, у которых появляются некие зачатки деятельности — их целенаправленной активности, относительно освобожденной от обязательности соблюдения ритуалов. Итак, активность человека в мифологические времена представлена двумя компонентами — традицией (ритуалом) и деятельностью (с господствующим для большинства преобладанием именно ритуала).
Все это в конечном счете приводит к расщеплению ранее целостных традиций на первичные и вторичные. И что особенно важно, вторичные традиции становятся способными к развитию, к изменению в зависимости от целей тех, кому позволено отступать от ритуала, кому позволено двигаться к неким ими самими поставленным ориентирам. Изменяемая (вторичная) традиция — это уже принципиально другая, отличная от первичной традиция — отличная, прежде всего, тем, что она может изменяться, развиваться в зависимости от особенностей ситуации. Это и есть первоначальный прообраз нового понятия — понятия «знание», которое в после-мифологические времена (т.е. во времена научные) возьмет на себя всю тяжесть человеческой активности — теперь уже господствующим образом в виде деятельности. Такая, изменяемая, система традиций теперь в полной мере способна, во-первых, «связывать» человека с прошлым, закрывая (до известной степени) ему возможность ретроспективного произвола; с другой стороны, именно такая система традиций открывает человеку перспективу свободы в настоящем и будущем на основе прошлого, учитываемого только избирательно. Переход «традиция — вторичная традиция — знание» чрезвычайно важен для понимания всей проблематики социологии науки.
Теперь активность человека — некое отрицание ритуала, и именно ее можно назвать первоначальной формой деятельности — активности не строго регламентированной, активности с определенной степенью свободы и выбора различных ее «редакций». Вот только теперь «освобожденная» активность (деятельность) соединяется с освобожденной, способной к интерпретации и изменениям вторичной традицией (первоначальной формой знания).
Утрата господствующего влияния мифологии на человека во всех без исключения элементах его жизни и деятельности начинается с нового типа мифологии — героической мифологии; ее герой обладает качествами, позволяющими ему расправляться сначала с демоническими чудовищами, затем с явлениями природы и затем и с самими богами! Постепенно появившееся из мифологии «героическое» начало воплощается в начале рациональном, которое сразу противопоставило себя мифу, более того, под огонь рационального в качестве предмета критики попадает в конечном итоге и сам миф, прежде всего нормы человеческого рода, в том числе нормы морали, различные запреты и табу. Затем последовал и разрыв рационального с ценностной стороной сознания, начался этап понятийного постижения мира, сопровождавшийся еще большим разрушением целостности, жестким фиксированием за понятиями добытых содержаний (знаний), выработки причинно-следственных и логических связей и т.д. — все это уже и есть нарождающаяся наука.
Уже появляется та «отвязанная» от традиции, от ритуала, от табу активность человека — его деятельность, которая может позволить себе преследовать иные, в том числе чисто исследовательские, а не только традиционно заданные цели и задачи. Появилась вторичная традиция, которая готова менять свое содержание — прообраз научного знания. Кроме первоначальной формы научного знания появилась и та первоначальная форма научного сообщества — община, то сообщество, которое может себе позволить не только ритуально обусловленную активность, — элита, вожди и жрецы. Именно они являются будущим прообразом общины научной; для них уже даже в мифологические времена знание — один из основных ресурсов их власти, могущества, средство для эффективного управления тем большинством людей архаичного общества, для которых удел ходить строем и строго только по колее ритуалов и традиций...
Такова мифология — великая, загадочная, до сих пор крайне необходимая. Мы до сих пор пользуемся ее достижениями — ведь именно мифологический человек открыл для всех нас речь, общество, деятельность, нравственность, науку, образование, религию, технику, власть и т.д. И такова наука, порожденная мифологией, но принципиально ее отрицающая во всем.
Основные исторические этапы становления науки
Проследим за основными историческими этапами становления науки в человеческом обществе; для достижения этой цели нам нужно будет задействовать, прежде всего, связи социологии науки и философии.
Одной из характерных черт нарождающегося научного познания в Древней Греции было критическое отношение к такой житейской традиции, как поиск выгоды, пользы в любом начинании, в том числе и в получении нового знания. По свидетельству Плутарха, «по всей вероятности, в те времена (во времена Солона) мудрость одного только Фалеса вышла за границы практических нужд». Аристотель отмечает, что «Анаксагора, Фалеса и им подобных называют мудрыми, но не умными, видя, что они игнорируют собственную выгоду, и говорят, что они знают нечто исключительное, изумительное, трудное и божественное, но бесполезное, ибо они ищут не человеческих благ». Что в этих замечательных исторических свидетельствах древних философов важнее всего для целей нашего анализа становления науки?
Критика традиции искать во всем только выгоду — вот с какой установки рождается научное мировоззрение у древнегреческих мыслителей. Утилитарный подход к знанию они объявляют мешающим, заслоняющим истину в познании окружающего мира, и именно поэтому от него, от этого традиционно-утилитарного подхода, необходимо непременно отказаться, заменив такой подход в реальности подходом противоположным. Подходом, ориентированным на следующую формулу: «знать исключительное, божественное, трудное, но бесполезное».
Это потом, уже в Новое время, наука станет главным ресурсом порождения техногенного общества, и ей опять потребуется ориентация на пользу и практическое применение добытых научных знаний, а вот в античные времена она еще обслуживает традиционное общество. Ей, науке, еще нужна истина, а не что-то меркантильно значимое и полезное. Хорошо видно, что наука настолько значима для функционирования общества, что с утверждением в нем в качестве одной из главной ценности наука все в нем очень сильно меняет. В этом плане принято различать два типа социума — традиционный и техногенный. С точки зрения социологии науки различия традиционной и техногенной цивилизаций носят радикальный характер и их можно охарактеризовать более подробно следующим образом.