19.4. Место России в современной цивилизационной системе
Россия — страна с более чем тысячелетней историей, огромной территорией и самобытной культурой — обоснованно претендует на статус одной из наиболее значимых цивилизаций в мире. Наверное, исторически первым выражением ее цивилизационных притязаний стала известная идеологема «Москва — Третий Рим», сформулированная на рубеже XV—XVI вв. И хотя в ее основе лежала религиозная идея (после падения Византии Россия осталась единственной крупной державой, сохранившей православие), данная концепция очень быстро сместила акценты в сторону идейно-политического обоснования возвышения Московского княжества и превращения его чуть ли не в центр христианского мира. Связь религиозного призвания (богоизбранный народ хранит истинную религию) с силой и величием Русского государства с тех пор надолго закрепляется в русской мысли.
Возникновение в 1930-х годах самостоятельной русской философии было отмечено рождением еще одной концепции с явно выраженным цивилизационным уклоном — славянофилъства. В споре с западниками славянофилы (АС. Хомяков, братья В.В. и П.В. Киреевские, братья К.С. и И.С. Аксаковы) отстаивали особый, самобытный путь развития России, опирающийся на православие, общинность, соборность, самодержавие и пр.
Не случаен, наверное, и тот факт, что первая крупная, относительно завершенная концепция локально-цивилизационного развития была выстроена в 1960—1970-е годы именно русским мыслителем
Н.Я. Данилевским. Он настаивал на особом и перспективном характере православно-славянского культурно-исторического типа.
Очередной виток спора о цивилизационной идентичности России разыгрался далее в конце XIX — начале ХХ в. между народниками и марксистами (очевидными западниками). Развитие реальных исторических событий в этот период (три российские революции, Первая мировая война), как мы знаем, подтолкнуло Россию и в самом деле на «особый путь» — социалистического переустройства общества (по идеям, рожденным, между прочим, на Западе). И хотя наш социалистический пример оказался достаточно заразительным (ему последовали Китай, Северная Корея, Вьетнам, страны Восточной Европы, Куба и др.), его последствия к концу ХХ в.
III. Специальные социологические теории
оказались в целом неутешительными. Соревнование с сохранившей верность капитализму частью мира было безнадежно проиграно СССР и его союзниками по социалистическому лагерю.
Перед заново рожденным после распада СССР Российским государством вновь встала славянофильско-западническая дилемма: стремиться к интеграции с Западом или же культивировать свою самобытность, ища возможных партнеров и союзников на Востоке? В ожесточенных идеологических спорах 1990-х очень кстати пришлись полузабыгтые к тому времени евразийские идеи. Евразийство — это идейно-философское движение, возникшее в среде русских эмигрантов в начале 1920-х годов. Его основоположники (П.Н. Савицкий, Н.С. Трубецкой, Г.В. Вернадский, Г.В. Флоровский) выдвинули тезис о том, что своеобразное географическое расположение России сразу на двух континентах способствовало формированию уникальной культуры, синтезировавшей ценности двух цивилизационных антагонистов — Востока и Запада. Причем азиатский фактор, по их мнению, играл гораздо большую роль в становлении нашей государственности и культуры, чем европейский. Даже монголо-татарское иго евразийцы трактовали как благо для россиян. Ибо монголо- татары виделись им нейтральной средой, терпевшей «всяческих богов» и «любые культуры». Не приди монголы на Русь, она была бы поглощена европейской экспансией. И тогда о всякой религиозной и прочей самобытности пришлось бы забыть. Ну а раз уж эту самобытность (понимаемую вполне по славянофильски) удалось сохранить, ее назначением должно стать уравновешивание двух полюсов цивилизационного развития — Восточного и Западного.
Однако такого рода идеям, хоть и вошедшим в интеллектуальную моду 1990-х, восторжествовать не удалось. Наспех сформировавшаяся российская политическая элита того времени твердо взяла курс на Запад, стремясь в который уже раз приобщиться к ценностям и достижениям западной цивилизации. (Справедливости ради стоит признать, что особого выбора-то у нее не было: слабому на тот момент государству с полуразрушенной экономикой и дезориентированным народом искать помощи больше было негде.)
Но и это «окно в Европу» оказалось не шире предыдущих. Очень скоро стало ясно, что прагматичный западный мир отнюдь не склонен создавать России режим наибольшего благоприятствования. Постоянное давление на Российское государство, нежелание всерьез считаться с его интересами (перманентное расширение НАТО на Восток, волокита с принятием в ВТО, осуждение действий России на Кавказе, размещение элементов ПРО в Восточной Европе и пр.) отнюдь не способствовали сближению бывших идеологических противников. Но идеологических-то разногласий между Россией и Западом сегодня по существу нет. Значит, есть серьезные основания полагать, что противоречия между ними носят все-таки цивилизационный характер. Сложившаяся ситуация вновь оживила отечественные дискуссии о цивилизационном своеобразии России.
